Оригинал взят у Виталий Щигельский в Почему Россия не Европа
Ответ на этот вопрос искали и ищут многие поколения думающих людей. Людей не думающих этот вопрос находит сам: подкарауливает в неподходящий момент в неподходящих местах — в аэропорту, в поликлинике, в темном проулке, в кабинете чиновника — и тогда человек начинает испытывать волнение и беспокойство, несопоставимое с гондурасским.
В поисках ответа одни уходили в запой. Другие уезжали и издалека критиковали или же воспевали (кто как устроился) непонятную, но великую родину. Третьи спускались в глубокое прошлое, ступень за ступенью — от «балов и лакеев» к лучинам и бычьим пузырям, собачьим головам и барщине, от Петра Великого до Чингисхана, скифов и алмасты, этрусков и рун, очень похожих на свастику. Четвертые, наоборот, пытаясь отыскать и вскормить Европу в себе, жадно копировали и поглощали все европейское: до заворота кишок наглатывались слизью устриц, с шовным треском впихивались в узенькие голландские сюртучки, облюбовывали немецкие средства передвижения, аглицкий сленг и французский парфюм, многие даже сменили ориентацию, короче, до мельчайших подробностей воспроизвели европейскую оболочку. Но так и не поняли суть. Поэтому оболочка подводила нередко: вдохнул полной грудью, или от души высморкался, или нагнулся чересчур резко — и лопалась ткань. И тьма рвалась сквозь прореху. Как у восторженного классика: «Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, С раскосыми и жадными очами!»
( Read more... )

В поисках ответа одни уходили в запой. Другие уезжали и издалека критиковали или же воспевали (кто как устроился) непонятную, но великую родину. Третьи спускались в глубокое прошлое, ступень за ступенью — от «балов и лакеев» к лучинам и бычьим пузырям, собачьим головам и барщине, от Петра Великого до Чингисхана, скифов и алмасты, этрусков и рун, очень похожих на свастику. Четвертые, наоборот, пытаясь отыскать и вскормить Европу в себе, жадно копировали и поглощали все европейское: до заворота кишок наглатывались слизью устриц, с шовным треском впихивались в узенькие голландские сюртучки, облюбовывали немецкие средства передвижения, аглицкий сленг и французский парфюм, многие даже сменили ориентацию, короче, до мельчайших подробностей воспроизвели европейскую оболочку. Но так и не поняли суть. Поэтому оболочка подводила нередко: вдохнул полной грудью, или от души высморкался, или нагнулся чересчур резко — и лопалась ткань. И тьма рвалась сквозь прореху. Как у восторженного классика: «Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, С раскосыми и жадными очами!»
( Read more... )